Влево и вверх
В тесной комнатушке с окном в полстены
маленькая девочка раскладывает на острых коленках тысячи ниток всех
существующих оттенков. Быстрыми пальчиками натягивает плотную канву на пяльцах –
и вот натяжение, уверенное и сильное, на грани разрыва – но только на грани.
Первый стежок тупой иглой – и ложится на дрожащую ткань: крестик, крестик и
снова крест...
Два-три стежка – и смена оттенка. И снова –
два-три стежка новым цветом. И снова, и снова. Быстро летает игла в проворных
пальцах, и черное сменяется белым, розовое – серым, а
голубое – темно-асфальтовым. Плотные крестики заполняют только что бывшую
пустой канву. Еще не понять, еще не различить: только смутные очертания
замирающих глаз, только штрихи полураскрытых губ, только неестественно
изогнутые фаланги бледных пальцев. Несвязанные друг с другом фрагменты
человеческих тел, застывшие навсегда в одной и той же единственно возможной
позе.
В тесной темнеющей комнатушке девочка
вышивает Любовь.
И направлены друг на друга разбитые на
объемные клеточки взгляды, и хотят что-то сказать вечно приоткрытые губы, и
тянутся друг к другу стебли нежных пальцев. Девочка вышивает: упорно и
методично. За клеточкой – клетка, за крестиком – крест. Не прекращая работу и
не разгибая спины.
... И вот легли на натянутое полотно
предпоследние штрихи: уже вышиты небесно-голубой фон, светящиеся нежностью
глаза, завитки растрепанных ветром волос, очертания
одухотворенно-нечеловеческих лиц. И руки – в напряжении всех клеточек и вен –
тянущиеся друг к другу. Еще двадцать ... пятнадцать ... десять крестиков – и
работа будет закончена.
Девочка проводит напряженными пальцами по
полотну: не сходится. И снова, и снова, проверяя все с самого начала. Не
сходится... Пусть только еще десять крестиков – но не соприкоснуться рукам.
Навсегда – в своей бесконечной застылости вышитого
полотна – проскользнуть в миллиметре друг от друга.
Где же ошибка? – повторяет про себя
девочка-вышивальщица и снова и снова проводит чуткими пальцами по полотну. Где
же?.. Почему так?.. Почему, когда работа уже почти закончена, понимаешь, что
все было напрасно?..
И вот она, под самыми пальцами, ошибка. Вот
здесь, вот этот крестик – нужно было чуть левее и чуть выше. На
одну-единственную малую клеточку - влево
и вверх - сместился рисунок – и уже не коснуться друг друга ищущим рукам.
Девочка закрывает глаза, еле сдерживая слезы.
И вся Вселенная, весь Космос, вся Любовь летит в пустоту. Все напрасно.
Абсолютно всё...
... А за огромным почерневшим окном – дождь.
Ветер рвет листья с деревьев, а крупные капли прибивают к земле недавно
появившуюся траву и слабые цветы. Над мокрым асфальтом, несмотря на ливень,
взлетают маленькие пыльные торнадо – и тотчас же оседают обратно. Сумасшедший
ветер выгибает спицы крепких зонтов, и яростные молнии освещают крохотные
фигурки маленьких темных людей, заблудившихся в нечаянно начавшемся хаосе.
... Девочка слышит. Девочка знает. Ведь это –
ее мысли дело, ее невысказанный плач, ее боль, ее стихия, взметнувшаяся внутри,
когда вышивальщица поняла, что весь огромный труд напрасен.
Девочка слышит. И девочка знает. Но когда она
поднимает к мятущемуся небу свои глаза – не смотрите в них. Они снежно белы. И
они абсолютно пусты.
Ибо девочка от рождения слепа.
И девочка от рождения – вышивальщица судеб.
И это она знает как свои десять пальцев на
натруженных руках.
Не знает она только одно: что ей делать
сейчас. То ли распустить всю вышивку, то ли только фрагмент – пусть изменится
рисунок, пусть изломаются пальцы – просто взять и насильно стянуть их вместе.
А то ли взять острые ножницы и всего лишь
парой сильных взмахов разрезать картину на две части. И разбросать по разным
мусорным корзинам.
И начать сначала.
Девочка думает, закрыв невидящие глаза. Не
утихает дождь за огромным окном, а ветер все так же рвет напряженные полотнища
зонтов.
... А натянутая на пяльцах Вселенная застыла
в мучительном и дрожащем ожидании.
© Инга
Ильина, 2006