Целуя воздух

 

- Ерофей! – обратился Старший Ангел к светловолосому кудрявому подростку. – Собирайся в командировку в Москву!

Среди сидящей в кабинете Старшего Ангела толпы пронесся легкий завистливый вздох – надо же, такой молодой, да к тому же с треском проваливший свое первое задание Ерошка, опять едет в столицу, а более опытные, серьезные работники вынуждены промерзать в этой провинциальной дыре, тратя свое драгоценное железнодорожное время на курирование пригородных электричек!..

- Все понятно? Вопросы есть? – Старший Ангел обвел глазами своих коллег и, не получив ответа, объявил. – Тогда оперативка закончена, все свободны! А ты, Ерофей, задержись на пару минут.

Ангелы выбирались из кабинета, попутно цепляясь крыльями друг за друга и за стоящий в вазе огромный букет белых астр, и завистливым шепотком обсуждали новую командировку Ерошки. И только когда сотрудники ангельского пантеона плотно закрыли за собой дверь, Старший Ангел начал говорить:

- Ероша, мы решили дать тебе новое задание... Ну, относительно новое... Ты, конечно, помнишь, свое первое задание?..

Юный Ангел вспомнил свой блестящий провал, залился краской и смущенно опустил кудрявую голову.

- Так вот... – продолжил Старший Ангел. – Тебе дается возможность все исправить...

- Здорово! – вспыхнул Ерошка и сразу же осекся. – Извините меня, пожалуйста!

- Слушай внимательно... Выписываешь командировочное удостоверение, получаешь в канцелярии пакет, затем едешь в Москву, находишь его, вручаешь пакет и с чистой совестью едешь обратно. Ясно?

- Ясно! – ответил, вставая, Ерошка. – Проще простого! В смысле, будет сделано, шеф!..

- Если будет сделано, официально повысим тебя до Шестого Вагонного Ангела, – отрезал Старший. – А сейчас - свободен!

Ерошка встал с жесткого офисного стула, слегка наклонил кудрявую голову, прощаясь со Старшим Ангелом, и степенно вышел из кабинета. И только плотно закрыв за собой тяжелую дверь,  Ерошка пару раз подпрыгнул вверх и прошептал себе под нос гордое: «Ййййессс!».

Ну, что можно взять с подростка, даже если он по совместительству и Ангел?..

 

***

 

Сегодня Ерошке явно не везло: вначале он чуть было не опоздал на поезд, затем, доставая из сумки печенье к чаю, рассыпал все свои немудреные ангельские пожитки, потом долго искал пакет, который необходимо было передать. Обнаружилось, что на этом пакете заснул Ерошкин сосед по полке (ведь Ангелам не выделяют отдельного места, они всегда путешествуют с кем-то на пару).  Сосед весил, как показалось Ерофею, добрых полтора центнера и храпел так, что юному Ангелу пришла мысль в следующую командировку (а она обязательно будет!) прихватить беруши.  Когда же, наконец, слегка помятый пакет был извлечен из-под спящего тела, поезд натужно заскрипел, что-то лязгнуло – и движение прекратилось. Ерошка выругался про себя: не дай Бог долго простоим! Поезд и так должен был прийти в столицу в первом часу ночи, а если застрянем хотя бы на полчаса... С мыслью о метро и последней пригородной электричке придется попрощаться...

В ожидании встречного, поезд простоял сорок пять минут...

И теперь Ерошка сидел на нижней полке в шестом плацкартном вагоне и беспрестанно выглядывал в окно, за которым можно было различить только одно. А именно – ночь, иногда прорезаемую вспышками огоньков маленьких пригородных поселков. «Плохо... – подумал про себя Ерошка. – Очень плохо... Придется мне до утра сидеть в зале ожидания на вокзале». И представил себе зал ожидания, вечно гомонящий - в час ли дня, в три ли часа ночи, плохо пахнущий, со спящими на лавочках бомжами, с огромными сумками в проходах – и вздрогнул. Картина эта пришлась юному Ангелу совсем не по душе, и Ерошка судорожно начал перебирать в кудрявой голове возможные варианты своего поведения в такой неприятной ситуации. Единственный выход – выглянуть в окно и начать взглядом подталкивать поезд. На это сил хватит, но вот только... Хватит ли сил на другое, если вдруг возникнет какая-нибудь экстремальная ситуация? «А ведь она обязательно возникнет! – подумал Ерошка, зная свою особенность попадать в переплеты. – Как же без этого!». Значит, остается только ждать...

... Когда поезд в последний раз скрипнул своим железным нутром, подбираясь к первому пути Курского вокзала, внутренние часы юного Ангела показывали без пяти час ночи.

- Хана! – сказал себе под нос Ерошка, закинул на плечо тощую сумку, подхватил под мышку драгоценный пакет и все-таки направился сквозь череду наглухо закрытых ларьков к входу в метро.

На удивление стеклянная дверь еще была открыта, и Ангел проскользнул в большое, отдающее сыростью помещение станции. Станция была практически мертва – ни единого звука, ни души... Но все-таки, вдруг удастся попасть на последний поезд?

Ерошка вознамерился проскользнуть мимо стеклянной будки, в которой обычно сидит тетенька в синей форме, а на этот раз торчала только какая-то лохматая голова, принадлежащая по расчетам юного Ангела какой-нибудь припозднившейся уборщице.  Прошел, направился к еще бегущему вниз эскалатору и услышал за своей спиной надтреснутый голос деревенского старичка:

- Куды?

- В метро... – отрапортовал удивленный Ерошка. А удивлен он был тремя вещами: во-первых, у уборщицы оказался мужской голос, во-вторых, как-то странно звучало это просторечное «Куды?» в центре столицы. И вообще, Ерофей был Ангелом, видеть которого людям никак не полагалось!..

- Можешь не стараться, - ответила лохматая голова, собираясь выбраться из будки. – Нетути там никого. Один я тута.

И существо появилось на свет Божий, если так можно назвать свет люминесцентных ламп, - вначале из стеклянного «стакана» показалась огромная нога, обутая в лапоть, за ней – вторая, потом сразу борода и давно нечесаная голова. Такое чудо Ерошка видел впервые: он попытался вспомнить толстый учебник, в котором умные Ангелы практически по косточкам разбирали всех живущих на белом свете существ, но не вспомнил ничего, хотя бы смутно похожего на эту «лапчатую бороду».

- Ты кто? – поинтересовалась «борода». – Чего надо?

- Я – Ерофей, - отрекомендовался Ерошка. – Младший Ангел Нижегородского Пантеона.

- Горьковский, значится, - сказал себе под нос старичок и, решив, что тоже неплохо было бы представиться, буркнул нечто вроде следующего. – Митрофан. Митрошка, то бишь. Метровой местный.

- Митрофан? – переспросил Ерошка и решил козырнуть своей образованностью. – Как у Фонвизина, в «Недоросле»?

- Сам ты, это самое... Недоросль... – нахмурился метровой. – Я же четко тебе говорю – Метрофан я. От слова «метро» происходит. Понимаешь, должность такая – метровой! Есть домовой, который дом охраняет, есть банник, есть овинник, а я вот – метровой!.. За порядком тута смотрю, - сказал Метрошка и гордо выпрямил сутулую спину. – И еще я – метровый. Ровно метровый. Мной можно вместо линейки отмерять... Так чего тебе надо-то?

Ерошка покопался в карманах, вытащил слегка помятое командировочное удостоверение и протянул его метровому. Тот вытащил из-под бороды огромную руку, затем очки и начал с усердием изучать подорожную нижегородского Ангела.

- Тааак, значится... «Помогать, оказывать всяческое содействие... Начальник Нижегородского Пантеона, Старший Ангел...». Подпись неразборчивая, - буркнул Метрофан, - но печать вроде ваша. Чего хочешь-то?

- Мне бы... В метро, - подавленно сказал Ерошка, испытывая странное, смешанное чувство к метровому.

- Ты и так в метро, - хмыкнул в бороду Метрофан. – А поезда не ходят, придется до утра подождать, - на лице метрового была видна напряженная работа мысли. – Ты, может быть, есть хочешь?

- Нет, что вы! – заотнекивался Ерофей. – Я сытый, спасибо!..

Но желудок, получивший за последнюю половину суток лишь печенье с безвкусным вагонным чаем, отозвался утробным звуком, который гулкие стены метро тотчас же превратили в рычание голодного уссурийского тигра.

- Понял, не дурак... – вздохнул Метрофан. – Пошли, поедим... А то вон тощой какой, одни ребра торчат!

Смотритель станции был прав – Ерошка, как, собственно, и большинство подростков был длинным и худым, и из-под белой ангельской униформы явно выпирали и ребра, и ключицы. Непонятно, каким образом Ерофей умудрялся носить на спине широкие белоснежные крылья, но зато взмывать в небо и парить в солнечной синеве ему было несравнимо  легче, чем грузным пожилым коллегам.

- Ну, пойдемте... – голосом обреченного отозвался Ерошка. Неизвестно, что лучше – мерзнуть в зале ожидания или делить трапезу с этим неопрятным существом, которого нет ни в одном учебнике.

... Комнатушка метрового совершенно не соответствовала его растрепанной внешности, все было аккуратно расставлено по местам: и маленькая чугунная кровать, прикрытая лоскутным одеялом, и обеденный стол из гладко обтесанного дерева, и пузатый холодильник, стоящий в уголке и, как выяснил Ерошка в дальнейшем, изредка громко урчащий и даже подпрыгивающий. Скудную, но опрятную обстановку озаряла лампочка на 60 ватт, к тусклому свету которой необходимо долго привыкать.

- Не баре мы, конечно, - сказал Метрофан. – Но жить можно...

«Конечно, можно!» - подумал голодный Ерошка, когда на столе появилась картошка, соленые огурчики, зеленый горошек и даже сгущенка.

- Деликатес! – предварил Метрофан появление на столе тарелки со слегка увядшей копченой колбасой. – Сынок привез, он у меня помоложе, иногда в центр ездит...

- Спасибо, дяденька метровой! – от души поблагодарил Ерошка.

- Пожалуйста! – ответил Метрофан. – Может быть, по рюмочке за встречу?

Ерошка кинул взгляд на бутыль, заполненную мутноватой жидкостью, и ответил неуверенным голосом:

- Вы знаете, я ведь не пью...

- Зато куришь! – ответил зоркий Метрофан, указал взглядом на торчащую из ангельского кармана белую пачку, и Ерошка залился краской. – Давай по стопарику, надо же когда-то начинать! Для аппетита, по паре капель. Хорошая у меня самогоночка, харррашо идет!..

И действительно, пошла хорошо... Еще бы, под картошечку с огурчиками!.. А потом пошла еще одна, и еще... В результате, через полчаса Ерошка был пьян в стельку. Видел бы его Старший Ангел – тут речь пошла бы не только о назначении Шестым Вагонным, а, как минимум, о паре лет мытья полов в офисном здании!.. Но сейчас Ерошке было не до важного задания, не до далекого Старшего Ангела, не до утреннего путешествия в московский пригород, не до чего, короче говоря...

- Слушай, Ерошка! – сказал захмелевший метровой. – А пошли на поезде кататься!..

- Мммм? – ответил Ерошка. – Они не ходят...

- Да ладно, до депо пара шагов! – продолжал убеждать Метрофан. – А водить я умею!

- Вождение транспортных средств ... мммм... в состоянии алкогольного ... ик ... опьянения строго запрещено! – процитировал Ерошка одно из тех немногих правил дорожного движения, которые он знал и мог вспомнить.

- А кто увидит-то? – искренне удивился Метрофан.

Аргументов на этот железный довод у Ерошки не нашлось.

... Метрофан и Ерошка наматывали уже, как минимум, третье кольцо. Хорошо еще, что Метрошка работал на Кольцевой линии, иначе нынешней ночью в московском метрополитене стало бы намного больше станций и намного меньше стен. Пьяный Ангел и подвыпивший метровой – гремучая смесь. Они уже ухитрились распугать всех местных крыс и диггеров, а теперь летели на поезде по Кольцу и напевали странный рэп, сложившийся в их нетрезвых головах:

- Метрошка!

- Ерошка!

- Ну, выпьем немножко!

- Закусим картошкой

С зеленым горошком!

- Достань свою ложку,

Не делай оплошки!

- Еще раз немножко!

Закурим, Ерошка?

- Закурим, Метрошка!..

И так могло продолжаться практически до бесконечности, если бы кудрявая Ерошкина голова не начала неуклонно клониться вниз. Светлые кудри юного Ангела упали на панель управления, глаза его закрылись и, наконец-то, ближе к утру, для Ерошки наступила ночь...

 

***

 

- Ооооой... – прошептал Ерошка сквозь плотно стиснутые зубы.

«Бомммм» - чугунно ответила голова. Ангел с трудом определил свое положение в пространстве и обнаружил себя в маленькой комнате с тлеющей под потолком лампочкой в 60 ватт.  На табурете сидел лохматый субъект в лаптях, которого с трудом удалось идентифицировать как «Метрофана». 

- Что, плохо? – сочувственно спросил метровой. – На-ка!..

Огуречный рассол оказался невкусным, но действенным, и Ерошка с трудом оторвал кудрявую голову от крохотной жесткой подушки. Осмотрел свою помятую униформу, взглянул на свое отражение в трехлитровой банке и порадовался, что его не видит Старший Ангел. Неожиданно его прошило воспоминание:

- Слушай, Метрошка, а где мой пакет?

- Пакет? – переспросил метровой. – Этот, что ли?

- Ага... – ответил Ерошка и снова опустил голову на подушку.

Спать хотелось безумно, вставать с кровати совершенно не было сил, но задание – прежде всего! Поэтому пришлось взять себя в руки, расправить слегка помятые крылья, отряхнуться... Умывшись в крохотной облезлой раковине и наспех пригладив кудрявые волосы, Ерошка стал прощаться:

- Ну, до свидания, Метрофан! Спасибо тебе за гостеприимство!

- Да не благодари, - ответил смущенный метровой. – Заходи еще, если что! Ты куда сейчас?

- Да мне всего одну остановку надо, до «Комсомольской», - с трудом вспомнил Ерошка. – Я там на Ленинградском вокзале на электричку сяду и по заданию поеду.

- А у меня там сын работает! – гордо заявил метровой. – Метрофан Метрофаныч! Ты, если что, к нему обращайся! И меня не поминай лихом! Приезжай еще!

- Хорошо! – улыбнулся Ерошка. – Приеду. И вы к нам, пожалуйста, приезжайте!

- Хорошо бы... – сказал Метрофан. – Возьму отпуск и приеду. Уже лет пятнадцать в отпуске не был. Ну, бывай!

Старый метровой с такой силой стукнул Ерошку по плечу, что юный похмельный Ангел точно бы упал, не окажись рядом стена.

... Одна остановка в утреннем московском метро показалась Ерошке пыткой: вагон, набитый спешащими на работу людьми, приезжими, туристами... Еле дождавшись остановки, Ангел вышел на перрон, едва успел расправить крылья, и толпа понесла его вверх, на эскалатор...

Ерошке было плохо: гудела похмельная голова, в толпе не хватало воздуха, да и не привык скромный провинциальный Ангел к таким эскалаторным высотам.  Едва дотерпел до верха и ... упал у самой стеклянной будки, в которой должна была сидеть тетенька в синей форме...

... Очнулся он в комнате, до боли похожей на комнату Метрофана: та же кровать, тот же стол, та же тусклая лампочка. Да и на стуле сидел сам Метрофан и укоризненно качал головой:

- Прости, Ероша, я виноват...

- Ничего... – сквозь боль еле вымолвил Ерошка. – Я сам виноват.

- Вот если бы не сын... – сказал Метрофан, и Ангел увидел копию своего знакомого – такие же лапти, лохматая голова и борода, только более ухоженная и более короткая. Копия кивнула в ответ на слабое движение кудрявой ангельской головы. – Увидел он тебя да оттащил сюда, а то затоптали бы,  сволочи...

- А тут отец мне звонит, - вмешался младший Метрофан. – Спрашивает, не видел ли такого и такого... Как же не видел, говорю, тут вот у меня валяется...

Метрофан Метрофаныч мог бы долго рассказывать о своем геройстве, если бы Ерошка вдруг не вспомнил о своем поручении:

- А... Пакет?..

К вящему ужасу Ангела пакета не было...

- Потерял... – ужаснулся Ерошка. – Провалил второе задание... Дурак я, дурак!..

- Сейчас-сейчас, - заторопился старший Метрофан. – Пойдем искать!..

Ангел попытался встать с кровати, но ноги стали как будто ватными, и Ерошка с тихим стоном упал назад.

- Лежи... – успокоил его Метрофан Метрофаныч. – Мы с отцом все перевернем, а найдем!..

Ерошка только успел бросить благодарный взгляд и забылся тяжелым сном...

... А когда проснулся, увидел двух довольных Метрофанов, любующихся на изрядно помятый синий пакет.

- Нашли!..  – обрадовался Ерошка и прямо-таки подпрыгнул на кровати. Пружины довольно скрипнули и подбросили ангельское тело вверх. – Хорошие мои, Метрофаньчики,  нашли!..

- Нашли! – гордо сказал старший Метрофан. – У бомжей отобрали. Они уж и так крутили, и сяк, а открыть не смогли. Думали, деньги, наверное...

- Я и сам не знаю, что там... – честно признался Ерошка. – Но открыть этот пакет может только тот, кому он предназначен.

Метрофаны синхронно пожали плечами – мол, неведом нам ваш ангельский промысел, - и широко заулыбались в свои огромные бороды...

 

***

 

Ерошка добрался до пункта назначения на час раньше, чем планировал. Теперь оставалось дождаться Его на станции, незаметно засунуть пакет куда-нибудь Ему в портфель и – домой! Всего чуть-чуть отделяло юного Ангела от цели второго очень важного задания, всего чуть-чуть...

Пригретым теплым весенним солнышком, Ерошка опустился на лавочку, отхлебнул минералки и, естественно, заснул...

- Ваше? – очнулся он от смутно знакомого мужского голоса.

Перед Ангелом стоял Он и протягивал Ерошке синий потрепанный пакет.

- Кажется, вы обронили...

- Да. Я. Спасибо, - растерялся Ерошка.

«Интересное кино... – подумал про себя Ерошка. – Что-то все вокруг начали видеть Ангелов, никакой конспирации уже не стало... А впрочем... Если он видит меня, значит...».

- Только это не мое. Это вам, - сказал Ангел, путаясь даже в этих коротких словах. – От Нижегородского Ангельского Пантеона.

- Да?.. – удивился Он. – Спасибо.

Он смотрел прямо на Ангела, Ерошка смотрел прямо на него. Ерошке опять стало плохо, и он решил позволить себе окончательно обнаглеть (впрочем, ради своего же блага):

- А не пригласите ли вы меня на чай? Я так долго к вам добирался...

Он окинул взглядом помятую ангельскую униформу, растрепанные волосы и встретился глазами с Ерошкиным умоляюще-зеленым взглядом.

- Конечно же, пойдем...

 

***

 

В больших кружках медленно остывал чай, но  молодому человеку и юному Ангелу было совсем не до чаепития. Они вдвоем раскладывали на столе содержимое пакета, оказавшегося воистину бездонным: фотографии, синяя вязь стихотворных строк на оборванных клетчатых листах, рисунки... И один рисунок выпал из конверта последним и лег поверх всех остальных. В нем смешалось все: бесконечные рельсы, уходящие куда-то в небо, россыпи звезд, трепетное пламя свечи и – две ладони, казалось, все удаляющиеся и удаляющиеся друг от друга. Так просто и – так безысходно. Такая неописуемая тоска и такая боль в неумелых разноцветных карандашных штрихах... Он, не в силах дальше выдерживать эту боль, перевернул рисунок изображением вниз и опустил глаза...

И тут Ерошку вдруг пробило, и он начал говорить совершенно неожиданные для самого себя слова:

- Больно? Страшно?.. Почему ты перевернул этот рисунок? Почему опускаешь глаза? Не хочешь видеть эту боль? Хочешь убежать? Беги, беги! Только вот... Ты сможешь убежать от себя?..

Он молчал, то ли не зная, что ответить Ангелу, то ли не желая отвечать.

- Ведь ты же – мужчина!.. И что?.. Слабохарактерность, неумение принимать решение!.. И долго ты будешь так сидеть и переворачивать рисунки?.. Тебе не кажется, что пора перевернуть саму жизнь?..

- Это моя жизнь... И я хочу решить сам...

- Валяй, решай... – демонстративно отвернулся Ерошка. – Уже нарешали, да так что весь наш Пантеон в ужасе содрогался! Глупые люди...

- Ну что ж... Может быть, и глупые... – не стал возражать Ерошке Он. – Но теперь... Теперь ничего не исправить. Да и нет в этом смысла. Да и кому это теперь надо?..

- Тебе. Ей. Мне, в конце концов, - ответил Ерошка. – Что мне, из-за вашей глупости два года полы в офисе драить?..

Он ничего не ответил надувшемуся Ерошке, только снова перебирал фотографии и рисунки, перечитывал строчки стихов. И отчего-то резануло по сердцу старой болью несказанное робкое: «Я тебя л...», и стало страшно, что на вновь перевернутом рисунке время разделит эти две ладони навсегда. И вспомнились плачущие глубокие карие глаза, в которых одновременно читалось «люблю» и «ненавижу», «уходи» и «останься». Вспомнились бесконечные молящие разговоры и жестокие слова: «Я никогда больше не хочу видеть тебя»... Вспомнилось все – и стало горько оттого, что это прошло.

Вспомнилось все – и стало светло потому, что это было...

- Ваши предложения, Ерофей? – улыбнулся он Ангелу. – Ведь все равно ничего нельзя изменить.

Ерошка растерялся, вцепился в синий пакет, как в свою последнюю надежду, и потряс его. И, хотя Ангел мог поклясться чем угодно, что пакет уже полчаса как был пуст, на пол мягко опустился железнодорожный билет до Нижнего Новгорода. Он поднял его, долго рассматривал, слегка закусив нижнюю губу, молчал... И потом, глубоко вздохнув, сказал:

- Ведь я не люблю ее...

- А чем черт не шутит? – возразил Ерошка.

- Странно слышать такие слова от Ангела, - улыбнулся Он. – Да и правда, чем только черт не шутит...

- Значит... – Ерошка просто замер в предвкушении Чуда. – Значит, едем?..

- Значит, да, - грустно улыбнулся Он в ответ кудрявому Ангелу.

 

***

 

Она встречала их на вокзале: какая-то совсем другая, изменившаяся, сильно похудевшая и сильно повзрослевшая. Безразличные глаза и безразличный голос, в котором за каждой фразой скрывалось лишь одно только: «Зачем ты здесь?». Плохо скрываемая боль. Напускное безразличие. Якобы обледеневшая душа.

Но сколько лет должен беспрерывно идти снег, чтобы занести ярко полыхающий костер Настоящей Любви?..

И медленно разжимается крепко сжатый кулак... И на открытой ладони в полную силу бьется освобожденное сердце...

... Ерошка тихо приоткрыл дверь: они спали. Рядом. Нет, теперь уже не рядом, теперь – вместе. Ерошка задумчиво провел по струнам гитары – они еще хранили тепло ее пальцев, а в воздухе, казалось, еще только затихали последние аккорды самой лучшей песни, которую она когда-либо пела за всю свою жизнь. На столе теплились две свечи, бросая янтарно-красные блики на бокалы с чуть пригубленным «Мартини». Обнаженные тела тихо и спокойно дышали под тонкой простыней, и Ерошка на секунду замешкался, удивленный и пораженный этой великой тайной бытия, вершившейся на его глазах.

- Любовь... – прошептал Ерошка. – Вот ты какая... Странная...

И положил свои еще детские ладошки на теплые темные головы возлюбленных, прогоняя тяжелые сны, и прошептал:

- Пусть все то, что было до этого, окажется лишь дурным сном... Все это неважно... Все это теперь не важно... Будьте счастливы!

И поцеловал их обоих в лоб – сначала Ее, затем Его, разглаживая тревожные морщинки и прогоняя все дурные воспоминания...

 

***

 

- Ведь мы еще встретимся? – безмолвно спросили ее губы.

- Да, - таким же беззвучным шепотом ответили его губы.

Она на секунду прижалась к нему, сжала в объятиях, а потом, скрывая слезы, отвернулась от железнодорожного полотна.

- Я уже не верю...

- «И снова «до свиданья». Не «прощай»!!!», - ответил он ей словами из ее же песни.

- Не «прощай»... – безмолвным эхом...

И снова глаза размером со Вселенную. И снова ожидание. И снова поезд летит в ночь...

А есть ли смысл? И – как всегда – нет ответа.

А был ли смысл в той одинокой и пустой жизни друг без друга?..

Мироздание, как всегда, немо и не дает однозначного ответа на свои каверзные вопросы...

***

 

Шестой Вагонный Нижегородского Пантеона Железнодорожных Ангелов (вот как серьезно!) Ерофей стоял рядом с проводницей у входа в свой шестой плацкартный вагон. Уже не первый рейс, уже все привычно, даже скучно... «Скорей бы уж какое-нибудь новое задание!» - подумал Ероша и зевнул, широко открыв рот.

Открой он свой рот чуть шире, то, пожалуй, имел бы возможность так и остаться на всю жизнь с отвешенной нижней челюстью. Он удивился. Он очень сильно удивился, увидев Ее. Не с маленькой дорожной сумкой, а с новым, вполне габаритным чемоданом на колесиках. И направлялась Она... Ну куда же еще?.. Конечно, в шестой плацкартный...

Ерошка, одетый в светло-голубую дорожную униформу, встал у Нее на пути:

- Привет!

- Ой, привет, Ерошкин!.. Ты теперь и правда настоящий Железнодорожный Ангел?

- Да, конечно! – сказал он и гордо выпрямился, напомнив самому себе московского Метрофана, с которым виделся в каждый свой приезд в столицу. – А ты куда? К Нему?..

- Да... – по своему обычаю чуть слышно ответила Она. – К Нему.

- Навсегда? – поинтересовался Ерошка, кивая на внушительный чемодан.

- Как получится, Ерофей... Ты же знаешь, в нашем деле загадывать нельзя...

- Ой, нельзя! – во весь голос рассмеялся Шестой Вагонный. – Смешные вы...

- Или грустные? – то ли подумала, то ли сказала Она. – Давай обнимемся, Ероша...

И обняла его, чувствуя, как окрепли белые крылья, поцеловала румяную ангельскую щечку и тихо прошептала:

- Спасибо, мой хороший...

 

…Не пожимайте плечами, когда видите девушку, разговаривающую с пустотой и целующую воздух. Она говорит со своим Ангелом.

Не разрушайте ее иллюзий и надежд...

 

(с) Инга Ильина, 2005